Как следствие, walk the line снят так, как обычно снимают независимые фильмы. «Это был независимый фильм», указывает Мэнголд, «Я имею в виду, если вычесть затраты на музыку и на правовые аспекты, то мы будем по стоимости на одном уровне с другими фильмами (если говорить о претендентах в номинации «лучший фильм»). Фактически, нас с ними разделили деньги, которые мы заработали. Лучшие американские фильмы всегда были одновременно и развлекательными, и очень серьезными, они не были для ограниченного числа людей. Для меня самая печальное в кинобизнесе то, что если мы теперь говорим <независимый>, то подразумеваем <хороший>. А все остальное – это просто коммерция, Биг Мак в целлофановой упаковке для 14-летних парней".

«Я считаю, это неправильно, потому что наши главные киностудии не выпускают ничего, кроме однотипных бессмысленных фильмов, так что все это очень напоминает автомобильный бизнес в 70-е годы. А мы начали искать способы, как расширить зрительскую аудиторию, как снять фильм, который затронул бы в вас какие-то струны, который не оставил после себя неприятного привкуса четыре недели спустя после премьеры. И мы надеялись, что наш фильм именно такой. Мы всегда осознавали, что история, которую мы собираемся рассказать, очень коммерческая. И мы просто не понимали, почему никто не хочет за нее браться. Но это также была и очень резкая история об очень особенном, очень уникальном человеке». 

На вопрос о подготовительном периоде Мэнголд отвечает: «Когда я впервые встретил Ти Бона, я ему сказал: <Знаешь, ты отлично работаешь над фильмами, но для меня самое лучшее из того, что ты сделал – это спродюсировал первые альбомы отличных команд>, таких как Wallflowers, Counting Crows, Los Lobos. И еще я сказал: <Кем бы ни были мои актеры, я так полагаю, они раньше никогда не собирались записывать альбомы и не собирались петь. Таким образом, как мне надо действовать, чтобы подготовить их к чему-то подобному?> Он ответил: <Ты должен записать альбом. Очень часто так бывает, что молодые группы совершенно не готовы к требованиям, которым необходимо следовать, когда они первый раз пишут альбом или отправляются в концертный тур. Но когда ты три месяца сосредоточенно сидишь в студии, работаешь над песнями, слушаешь их, разочаровываешься, заново их записываешь и снова слушаешь, то в процессе всему учишься>. С Хоакином и Риз все так и было».

О трех месяцах, которые Мэнголд провел со своими актерами в студии: «Мы обсуждали сцены в фильме. Мы пели песни. Мы работали над ними. Мы их разбирали. Они хотели броситься с моста, когда услышали первые результаты, но мы продолжали работу. И я вам скажу, самое захватывающее, это то, что за пару недель до того, как мы закончили и перешли к съемкам, Хоакин и его команда выучили весь репертуар к фильму. В некоторых местах мы брали тональность музыки чуть выше, чем было у Джонни Кэша, потому что голос Хоакина на самом деле не был таким низким. Мы просто транспонировали на полтона выше, чтобы ему было чуть легче брать низкие ноты».

«И за две недели до начала съемок голос Хоакина неожиданно понизился, мы играли музыку в той тональности, в которой ее написал Джон, и Хоакин смог взять эти ноты. Так что им пришлось заново учить все песни, потому что у него как будто что-то открылось, и он вдруг стал брать такие низкие ноты, о которых раньше и подумать не мог. Меня до сих пор прямо дрожь пробивает, когда я вспоминаю, потому что это было какое-то био-психологическое волшебство, которое заставляет тебя спрашивать: <Как это произошло?>»
В сущности, они записали альбом за репетиционный период. «Конечно, когда мы приехали в Мемфис для съемок, у нас еще были две недели для репетиций. И, конечно, за годы до съемок мы собирались у меня дома, обсуждали сценарий, прогоняли потихоньку какие-то вещи, что-то пробовали. Я имею в виду, это был долгий процесс, и я думаю, люди не признают многие современные американские фильмы из-за тех способов, по которым актеры работают, и из-за того, что они заявляются за 10 дней до начала съемок. А у нас был невероятно долгий процесс, включавший в себя дружбу, доверие, работу, музыку и обсуждения. Для всех нас это был яркий эпизод в жизни. Этот фильм невозможно было снять за 50 дней, не проработай мы весь материал заранее».

Что касается проблем, с которыми они столкнулись при съемках, Мэнголд говорит, что проблемы «всегда поддерживали чувство достоверности и эмоциональной уязвимости. Я всегда говорил <Мы не можем озаботиться тем, что снимаем фильм про известных людей, до такой степени, что потеряем их души>. Я старался каждый день помнить и напоминал Хоакину, что я снимаю фильм о человеке с раной в сердце. И что это был человек, преследуемый тенями, поющий о тенях, бегущий от теней и, в конечном счете, оставивший эти тени за спиной и оседлавший их, как король. И я должен был отбросить все бремя осознания того, что я снимаю ленту о герое миллионов людей. Он был героем для меня, и самое лучшее, о чем я помнил каждый день в этой жаре, так это уверенность в том, что мы нашли человека, который был просто идеальным его воплощением».

Съемки в основном проходили в Мемфисе, штат Теннесси, хотя было бы дешевле снимать в каком-нибудь другом месте. «Насчет вопроса о бюджете, нас с Кэти много куда звали, предлагая провести у них съемки чтобы сэкономить побольше денег», сказал Мэнголд, «Но для нас было очень важно, чтобы в фильме было чувство аутентичности. Это то же самое, как и голоса актеров должны принадлежать актерам, и мы хотели, чтобы земля, и небо, и воздух были землей, небом и воздухом Теннесси, Арканзаса, Миссисипи, там мы и снимали. Мы использовали сотни мест для съемок на протяжении этих 50 дней.
Это было громадное напряжение, и актеры, безусловно, были его частью, в том смысле, что они понимали, что мы должны продолжать двигаться вперед».

«Я могу вам привести пример - мы должны были снимать напряженную сцену между Джоном и его отцом. Это было запланировано на утро. А после обеда мы собирались снимать сцену, где трактор уходит под воду, и она его спасает. Или огромный концертный эпизод с утра и еще какая-нибудь сцена полностью от начала и до конца после обеда. Это были очень интенсивные съемки»
В период пост-продакшна фильм быстро и легко собрали в единое целое. «Я думаю, что монтаж, который больше всего походил на фильм, я получил где-то к декабрю 2004-го», вспоминает Мэнголд, «По-моему, всё так легко сложилось вместе из-за нашей большой подготовительной работы. У меня был великолепный специалист по монтажу, Майк МакКаскер, который был моим коллегой в двух моих предыдущих фильмах, и он проделал просто феноменальную работу. На протяжении съемок я звонил ему по телефону каждую ночь, так что он точно знал, куда мы движемся».

В конечном счете, Мэнголда очень радует, что о его фильме хорошо отзываются как критики, так и публика. «Они пустили фильм еще на 300 экранов на этой неделе», замечает он, «И мы уже почти пересекли линию в $100млн. Я никогда и подумать о таком не мог. Прекрасно слышать одобрение, но и чувство того, что фильм пришелся по душе всей стране, просто невероятно. И я считаю, что это очень мощный и, я бы сказал, даже политический посыл в фильме, потому что иногда люди говорят, что фильм может быть политическим только в том случае, если он критикующий, или негативный, или проливающий свет на те темные моменты, о которых мы и не подозревали. Но иногда фильм может быть политическим и очень позитивным. И позитивный момент в нашем фильме – это то, что там есть те вещи, которые нас объединяют. То, что чувствую я, и то, что чувствовал в своей жизни Кэш, объединило нас. Фильм одновременно показывают и в северных штатах, и в южных штатах, и в супермаркетах, и в городе, и в кино под открытым небом. Это меня очень трогает, потому что я вырос на севере Нью-Йорка, и я хотел смотреть фильмы и хотел стать режиссером, и все это из-за лент, которые добились успеха там, где я жил. И я никогда не хотел бы допустить идею о том, что все, что мы получаем за пределами наших артхаусных кинотеатров вроде Angelika ( в Нью-Йорке) или Laemmle Sunset 5 (в Лос-Анджелесе), это в основном просто чепуха. Я считаю, что это наш долг – перед самим собой и перед страной – наполнить кинотеатры фильмами, которые помогут людям расти и вдохновят их».

Мэнголд и Конрад уже имели на руках сценарий Walk the line в 2001 году, и «находились в стадии разработки, на тот момент на студии Sony», сказал он, «У Кэти было соглашение с Sony, и мы с Джилом закончили наброски фильма в 2001 и показали их на студии. Но либо они ждали чего-то вроде «Али» (биопик, вышедший в то время), либо еще по каким-то причинам, но они никак не отозвались на мой материал. В том, что мы сняли, очень большую роль занимает сценарий. В смысле, с тех пор сценарий улучшился, но по-прежнему являлся для нас главным элементом. Если вы его прочитаете, то как будто бы посмотрите сам фильм».

На тот момент еще к проекту не были привлечены никакие звезды. «У Кэти появилась идея устроить кастинг для молодых актеров», объяснил Мэнголд, «Я считаю, что одной из серьезных проблем, с которой мы столкнулись, было то, что с тех пор как мы получили права на экранизацию и начали работать над фильмом, среди публики снова возрос интерес к Джонни Кэшу. Но интерес возрос к нему как к состоявшемуся человеку, ключевой фигуре кантри-музыки. Было такое впечатление, что у всех в голове прочно засел образ 70-летнего Джонни Кэша, хотя мы снимали фильм о 17-летнем Джонни Кэше. На студии этого не поняли. Кэти предложила мне устроить кастинг, причем кастинг в стиле независимого кино. Это означает, что, хотя мы и относились к кинокомпании, мы не делали никому предложений, а просто находили людей и спрашивали <хотите поучаствовать?>. Именно так мы нашли Хоакина и Риз, обоих мы знали и раньше, им очень понравился наш материал и они сразу согласились принять участие в проекте, безо всяких договоров. Они просто сказали: <Мы сделаем это>».

«Что было изумительным, так это то время, когда мы собирали всё вместе, в этом участвовал также исполнительный музыкальный продюсер Ти Бон Бернет, с которым я также познакомился в 2001 году и заручился его поддержкой. У нас были Кэти, и я, и Джеймс Кич, и права, и музыка, и Джон, и Джун, и их воспоминания, и их книги, и Хоакин, и Риз, и Ти Бон, и все это за 25 миллионов. И Sony опять не обратили на нас внимания. И все остальные студии тоже. Не считаю нужным их перечислять. Мы встречались со всеми, имея полностью подготовленный материал, и все отказывались. Fox 2000 была одной из последних студий, на которую мы обратились, и они приняли наш проект».

В отличие от всех остальных в городе, на студии Fox поняли их вИдение Walk the line. «Я думаю, им понравилось», сказал Мэнголд, «Это единственное место, где увидели большие надежды, которые подавал фильм. Я думаю, на самом деле, они разбирались в музыке и знали мир. Я думаю, эта идея захватила людей, которые понимают, что это не просто фильм о кантри-музыке, а, на самом деле, фильм о рождении момента в американской музыке, из которого все остальное берет свое начало – будь то Боб Дилан, U2, AC/DC или Conway Twitty. Это все начиналось из источника, который показывает этот фильм. Необходимо, чтобы кто-нибудь понял это и то, что это может многим понравиться».

Мэнголд и Конрад получили зеленый свет от студии в 2004 году. «Мы были на тот момент уже готовы», вспоминает Мэнголд, «Хоакин и Риз уже вовсю работали над музыкой и всем остальным вместе с нами. И тогда летом мы все сняли». 

Ни Уизерспун, ни Феникс, конечно, раньше не были замечены в пении. «Я просто держал в голове идею, что все должно быть именно так, по нескольким причинам», объясняет Мэнголд, «Одна из них являлось то, что я искал шаблоны для работы, вещи которые тебя направляют, и фильм, который направил меня, была «Дочь шахтера» Майкла Аптеда (за роль в котором Сиси Спейсек получила Оскар в 1981 году). Я, как фанат подобной музыки, понимаю, что заставляет большинство людей держаться от кантри на расстоянии. Когда человек говорит: <Я не люблю кантри-музыку>, я думаю, что он просто не слышал ее. Они слышали отстойную кантри-музыку. И для меня очень важно, что выдающаяся кантри-музыка – это только мужчина или женщина, и гитара, и голос, и ничего больше, вот что это по-настоящему значит. Тогда, какой бы она ни была, люди всегда подразумевают это, и она честная, она ясная, она поэтичная. Это, по моему мнению, критерий, по которому должна определяться кантри-музыка. Совершенно очевидно, что кантри-музыка превращается в усыпанную мишурой поделку, использующую музыкальные клише. Я думаю, многих людей это отталкивает, и они не понимают, что, если искать в правильном месте, то можно найти совершенно невероятный уровень достоверности и честности в такой музыке».

«Таким образом, моей целью не было получить прекрасно сведенные безупречные треки, звучащие из уст моих актеров, я абсолютно этого не хотел. Я хотел почувствовать, как будто это происходит по-настоящему, здесь и сейчас, как будто это подлинный человеческий момент с музыкой – почти как диалог с музыкой. Чтобы вы почувствовали, что это исходит из души актеров. Я понял это после «Дочери шахтера», и я также понял, что в нашем фильме это просто необходимо, потому что Кэш не был Паваротти. Это был человек, который входил в контакт с публикой, и поэтому в некотором роде приоритетом при воссоздании его образа должна была стать такая черта, как искренность. Но как я могу снимать фильм про искреннего человека, если актер, играющий его, будет только открывать рот под чей-то голос? Честно говоря, каждый раз, когда кто-нибудь спрашивает меня: <Как вы пришли к такому решению?>, я отвечаю: <Потому что я представил себе все возможные варианты, и они все были ужасны>. Это был единственный способ сделать хороший фильм – как будто два актера схватили поводья и помчались так быстро, как только могли, и так близко, как только могли, к духу людей, о которых идет речь».

Как актерам понравилась идея о том, что им придется петь? «Ну, они очень волновались», ответил Мэнголд, «Но я всегда пытался их успокоить чем-нибудь вроде <Слушайте, если все будет совсем уж плохо, то мы все подчистим при сведении>. Фактически, я никогда не хотел, чтобы они это бросили, или чтобы они почувствовали, что их поджидает какая-нибудь ловушка. Когда ты работаешь с невероятно талантливыми людьми – а мне повезло работать со многими из них, Шелли Уинтерс, Ванесса Редгрейв, Роберт Де Ниро, Хью Джекмен, я работал с просто потрясающими людьми, - так вот, когда ты работаешь с талантливыми актерами и актрисами, то ты получаешь так много, когда просишь их сыграть чуть лучше, или поощряешь их достичь или перейти границу, или пытаешься раздвинуть рамки того, как они, по всеобщему мнению, могут играть». 

«В нашем случае, я видел, как у двух человек просто руки чешутся доказать и сыграть больше. И это был их шанс. Конечно, им было страшно, потому что всегда страшно покидать свою комфортную зону. Но вознаграждение можно получить только так. Я думаю, что самым прекрасным в этом фильме, чего мы добивались так долго, является то, что это гигантский длительный общий процесс, в работу над которым были вовлечены мы все, в котором чувство того, что мы работаем, было тем, ради чего мы работали годы, - не месяцы и уж конечно не недели».

Со своей режиссерской точки зрения, Мэнголд замечает: «Я всегда буду говорить, что самое главное в репетиции – не разбор сцен и не работа над сценами. Это вера. Самое важное, что необходимо взять из процесса перед тем как заработают камеры, это чувство того, что ты по-настоящему любишь людей, с которыми работаешь; чувство, что ты можешь закрыть глаза и начать падать, а они тебя поймают. Это произошло на протяжении всей нашей подготовки к фильму – мы начали доверять друг другу и чувствовать - что бы ни происходило, мы должны присматривать друг за другом, и что это очень важно. Даже для актеров на вершине их игры очень важно чувствовать себя сплоченно с людьми, с которыми они работают.