Aдамс: А мы можем поговорить и забыть?  

Андерсон: Ну, не знаю. Вы только что отлично справились.
Отлично сделано, просто супер.

Я имею в виду некоторые общие черты, никакой конкретики. Давайте все-таки это обсудим? 

Андерсон: Хорошо, давайте. 

Откуда взялась сама идея обратиться к зарождению секты — и к тому же секты в послевоенном обществе? 

Андерсон: Для начала хочу сказать, что я не считаю это фильмом
о зарождении секты, окей? А то, что события развиваются после войны, — это очень плодотворный материал, в смысле того, что это дает тебе много всяких штук для хорошей истории. Я уже как-то говорил об этом, это было время невероятного оптимизма, но также и время трупов, оставленных позади.  Как можно торжествовать по поводу победы, если все вокруг напоминает о смерти? Все это каким-то образом должно подводить к размышлениям о бренности, о том, что стало со всеми этими погибшими, и, думаю, это как раз создает предпосылки для того, чтобы люди начали задумываться о прошлых жизнях. Они хотят знать
о том, что ждет их после смерти, и идеи, которые звучат в «Мастере», —
о том, что путешествия во времени возможны, что можно прикоснуться к вещам, которые случились с тобой в прошлых жизнях. Это великая идея, мне кажется. Это идея, полная надежды, это то, что меня завораживает настолько, чтобы сочинить об этом фильм.

Давайте поговорим о том, как вы готовились к фильму. Он напомнил мне «Лучшие годы нашей жизни», и, если не ошибаюсь, вы сами упоминали фильм Джона Хьюстона «Да будет свет». Насколько серьезно они на вас повлияли? 

Андерсон: Ну, как по мне, это хорошие фильмы, особенно «Да будет свет». Не уверен, что кто-то знает, что зто за фильм — куча голливудских режиссеров во время войны как бы были обязаны военным комитетом снимать фильмы про войну. Фрэнк Капра, Джон Форд — у него прямо много, и Джон Хьюстон тоже решил снять кино о госпитале, куда привозят солдат с войны. И снял. Когда это увидели в военном комитете, то сразу сказали — даже не обсуждается, такое мы людям показывать
не можем. Потому что у них в руках были феноменальные кадры. Феноменальные в том смысле, что все было очень наглядно и отлично демонстрировало, в каком состоянии эти ребята возвращаются домой.
Я для фильма пару штук там подтырил — в некотором смысле это было важно для разговора о связи времен, об этих путешествиях в свое прошлое. Это был лучший источник информации о том, что из себя представляли госпитали для ветеранов в то время. Так что мы из него почерпнули порядочно. «Лучшие годы нашей жизни» — художественная версия на ту же тему, это великий фильм, и он, очевидно, рассказывает ту же историю, просто с другого ракурса. Что касается еще каких-то фильмов, даже не знаю. У меня дома все время включен канал TCM (американский канал с классическими фильмами — прим. ред.), серьезно, 24 часа в сутки — уверен, у многих так. Я просто включаю его на кухне и дальше занимаюсь своими делами. Даже если я не сижу и не смотрю ничего, эти фильмы все равно проникают в подкорку и, хочется верить, впитываются и приносят тебе какую-то пользу или идеи. Вроде того.

Aдамс: У меня все время включен Sprout (детский телеканал — прим. ред.). Видите, у молодежи другие источники. 

Андерсон: Понимаете, я заставляю своих детей смотреть TCM.
Держу им планку.

Aдамс: Я свою дочь заставляю смотреть The Wiggles (детское телешоу на Sprout— прим. ред.).

Андерсон: Очень советую, переходи на  TCM. 

Эми, вы играли жену мастера. Как вам работалось с Филипом Сеймуром Хоффманом?

Aдамс:  Я с ним уже до этого снималась, и я обожаю, обожаю, просто дико люблю Филипа. Так что играть кого-то, кто обожает, восхищается
и дико любит Филипа для меня было не самой сложной задачей.
Но было занятно в каком-то смысле меряться с ним силой, играть персонажа, который в плане власти и характера ему ровня. Все прошлые разы я всегда играла кого-то ниже его на голову, и было безумно круто пытаться его пересилить, победить, потому что такие роли бывают только раз в жизни. Я правда безумно уважаю его работы и оказаться
вместе с ним на экране — большая честь.

Не сложно было сочинять и снимать фильм с двумя очень мощными, очень прописанными персонажами? Как вы умудрялись найти баланс, чтобы они не превращались в кальку друг с друга? 

Андерсон: А что, это не так? Нет, на самом деле я понимаю, о чем вы.
Чтобы никого не обделить комплиментом, скажу, что они оба —
очень мощные подающие игроки, но в то же время они отлично умеют работать в команде. Я как бы думаю, что главная ошибка молодых актеров — это, типа, пытаться выпендриться, но самое приятное
в зрелом актере, ну или в актере, который на пути к тому, это способность к полной отдаче и при этом отличное понимание, когда надо вылезти вперед, а когда осадить. И в конечном итоге, мне кажется, всем куда веселее играть заодно, чем, простите, меряться хуями.

Вы во многих фильмах изучаете тему власти, и в этом конкретном случае ваши герои как раз соревнуются между собой. Сложно руководить такой борьбой за власть?

Андерсон: Не сказал бы. Не припоминаю такого. Нет, серьезно,
не помню. То есть мы с Филом не первый раз работаем вместе, а Хоакин влился в нашу компанию. Я просто говорю о них, как о людях,
мы с Хоакином до этого не сотрудничали, так что у нас был, конечно, ознакомительный период, но как только процесс пошел, нам сразу стало очень комфортно друг с другом. Ну а Эми с Филипом уже снимались вместе. Так что мой ответ — нет. 

Успех в Венеции вас не удивил?  

Андерсон: Пока мы работали над фильмом, то тоже нашли в каком-то смысле способ путешествовать во времени, так что я на самом деле одновременно в двух местах: в Pizza Hut и в Taco Bell (ого — прим. ред.). Я би-локационен. Что, в Венеции? А, это было потрясающе, и Филип [Сеймур-Хоффман] смог туда поехать, потому что у Хоакина [Феникса] были другие дела, и просто поразительно, как они к нам там отнеслись. Самое крутое, что они поделили приз на обоих парней, это очень клево, поразительно.

Не обидно было, что «Золотого льва» у вас все-таки отобрали? Из-за этого нового, по вашим словам, правила (не давать одному фильму одновременно главный приз и приз за главную роль — прим. ред.), хотя я тут вычитал, что оно уже давно существует.

Андерсон: Мне достаточно одного факта, что они вообще решили нас наградить, не важно как. До меня доходили такие слухи, но меня очень вдохновляет сам тот факт, что наш фильм просто как-то оценили. Это очень круто.

Вы не задумывались, почему «Мастер» так всех впечатлил? 

Андерсон: Понятия не имею. Господи, я не знаю. Я не до конца понимаю, что происходит. Это довольно потрясающе, ну то, как люди
на него реагируют. Это большая честь. Нам было важно просто его показать, но то, что в него так все втыкают и так о нем отзываются, —
это, конечно, очень доставляет. Я правда не совсем понимаю, как это случилось.

Эми, что думаете об этом? 

Aдамс: Если честно, многие из моих знакомых пока не видели фильм. Так что мне немного сложно комментировать, я не очень в курсе, как люди на него реагируют. Я могу сказать, что я ощутила, когда его посмотрела, — абстрагировавшись от собственных амбиций, что не так просто. Не знаю. Есть какое-то интуитивное ощущение, которое работает на разном уровне.

У Пола статус практически культового режиссера. Каково вам было с ним работать и как бы вы его охарактеризовали?

Aдамс: Должна сказать, когда я только подписалась на проект,
мы с Полом встретились в ресторане, где проводили дезинсекцию.
И мы тогда сказали: «Мы навсегда запомним этот момент, потому что
из кухни вышел дезинсектор». Я не  знаю, ты помнишь это? Я тогда подумала... знаете, в фильме есть момент, когда Филип говорит:
«Дело серьезное, очень серьезное». И вот я ровно то же самое подумала.
Что мне предстоит серьезное дело — сниматься у Пола Томаса Андерсона с Филипом Сеймуром Хоффманом и Хоакином Фениксом.
Но на самом деле было очень весело. Мы очень много смеялись на съемках. И сама свобода экспериментировать, и даже лажать, она была поразительная. Я не ожидала такого, я думала, все будет очень серьезно. Я была очень серьезно настроена.

Вы изучали историю вопроса, все эти организации,
дух времени, роль женщины в тех обстоятельствах?

Aдамс: Ага. Меня всегда интересовала роль женщин в XX веке, потому что все очень быстро менялось и наши роли стремительно трансформировались. Я давным-давно читала книжку... и когда я начала размышлять над ролью, то сразу об этом подумала, она называлась
The Feminine Mystique, о роли женщин после Второй мировой войны. Когда на нас свалилась вся эта ответственность, потому что мужчины ушли на фронт. И я ее перечитала и много об этом думала.

В фильме еще важную роль играет музыка. Можете рассказать, как вы сработались с Джонни Гринвудом (гитаристом Radiohead и автором саундтрека к «Нефти» Пола Томаса Андерсона — прим. ред.)?

Андерсон: Да, конечно. О чем мы с ним разговаривали? О господи. Мне кажется, первый разговор на тему у нас был года два назад,
мы обсуждали кларнет — ну то, как нам нравится звук кларнета
и как бы нам хотелось что-то с этим придумать. Вот так все банально,
на самом деле. Джонни сделал пару демо со струнными, кларнетом, флейтами и всеми такими штуками, и мы просто начали примерять
все это к фильму. Так, туда-сюда в течение года. На самом деле немного сложно оглядываться и вспоминать, как все это проходило. Он довольно неорганизованный, я тоже, но в последний момент все сложилось.

Это первый раз, когда вы работали без вашего постоянного оператора Роберта Элсвита — и, вдобавок, вы впервые снимали на 70 мм. Не страшно было?

Андерсон: Ну да. Я впервые работал без Роберта, и это было довольно ужасающе. То есть я с ним с самого старта, он меня всему научил.
Он вел меня за руку и объяснял, как должно выглядеть кино, я серьезно. Так что без него было немного грустно, но и полезно — я убедился,
что смогу справиться без него. Михай [Малаймер-младший] оказался отличным партнером — его нашел и вырастил Фрэнсис Форд Коппола (Малаймер работал на трех последних фильмах Копполы — прим. ред.). И мы с ним отлично понимали, во что ввязываемся с       70-мм пленкой. Не то, чтобы у нас был какой-то хай-концепт «О боже, этот фильм просто должен быть снят на 70 мм». Мы просто возились с камерами и пытались подобрать что-то наиболее подходящее. А мне всегда нравится применять технику не по назначению, экспериментировать. На 70 мм обычно снимают эпики или батальные сцены, а мы с этой штукой собирались влезть в интерьер, где люди просто сидят за столом и разговаривают.

Но в этом был определенный смысл. Меня недавно на интервью спросили: «Что публика должна увидеть такого на 70 мм?» И я про себя подумал: «Ну еб твою мать». Если кто-то хочет что-то увидеть, то начинает задаваться вопросом: «А что мне тут должны были показать». Но на самом деле ты просто ищешь лучший ракурс, что-то, что заставит зрителя поверить своим глазам. Все, что я видел через видоискатель, правда напоминало времена 50-60-летней давности.

А можно узнать, почему Хоакина Феникса тут с нами нет?

Андерсон: Он слишком непредсказуемый.

Его роль, очевидно, требовала неплохой физподготовки. Вы долго репетировали сцену в тюрьме (Хоакин Феникс дерется с койкой — прим. ред.)? И не боялись ли, что он себя травмирует?

Андерсон: Ну нет. Я написал кучу версий этой сцены — и мы много обсуждали, какой она должна быть. Главное, что к моменту, когда мы должны были ее снимать, мы так и не пришли к согласию — у каждого из нас была своя версия, что делать. Но мы понимали, что Фредди
не очень нравится в тюремной камере. И в первом же дубле Хоакина понесло, и я понимаю, что надо беречь своего актера, но ты еще думаешь про фильм, и камера включена, и если что-то случится...

То есть в фильм вошел самый первый дубль?

Андерсон: Да.

Страшновато. Вы еще говорили, что этот фильм — история любви. Когда вы начинаете писать, то отталкиваетесь
от личности или от общества?

Андерсон: Конечно, от личности. От Личности. Моя задача — придумать таких персонажей, точнее, поучаствовать в их создании,
что в какой-то момент они начнут существовать помимо твоей воли,
они не зависят от тебя, а ты — от них. Ты просто в каком-то смысле обслуживаешь их интересы. Если ты пытаешься своих героев к чему-то подтолкнуть — ну, например, к какой-то сцене, а они туда не хотят, то надо дать им просто разобраться самим, пусть двигают историю и делают что хотят. Что выйдет — то выйдет.

А что думаете насчет оскаровской лихорадки?

Андерсон: Ну что, круто. Круто, нахрен.

Почему вы вообще именно Феникса на роль позвали?

Андерсон: Я давно хотел, чтобы Хоакин у меня снялся — мы часто
это обсуждали, но ни разу не получалось. И вот когда я начал писать сценарий «Мастера», то обсуждал это с Филом. И оказалось, что мы оба хотим поработать с Хоакином, но в то время он был занят на съемках
«Я все еще здесь». А потом все сложилось, потому что он закончил свой фильм, а мы как раз собрались приступать к нашему. Просто поразительно, как все эти вещи в жизни складываются сами по себе, и в итоге все идет как надо. Это просто чудо — и так каждый раз. Все части головоломки просто складываются, а если оглянуться, то видишь, что все твои сомнения, все сложности, все в итоге решается как надо.